Эту статью я сделала давно, когда о Регине почти не вспоминали вслух и не писали. И мне удалось пообщаться со многими, и даже с людьми, которых уже нет среди нас. Что-то влекло меня к этой теме. Возможно, откликнувшаяся на нее боль, пронзившая меня когда-то. Пришлось идти по следам, которые не стерло даже время. Я не жалела, что человечество не придумало ничего, чтобы освободиться от воспоминаний и вопросов. Вечная борьба внутри и вне нас. Привлекательная девушка Регина Колесникова стала Региной Збарской. Да и как могло быть иначе? Лев Збарский и Регина—неделимое целое. Прошли годы, и она резко оборвала линию своей судьбы…Мятежный апофеоз—слияние в одно черное пятно мрачных вкраплений суеты будней.
«Быть женщиной—великий шаг,
Сводить с ума—геройство».
Эти строки Бориса Пастернака всплывают в памяти вместе с крупицами прошлой жизни. А именно так я складывала символ первой примы-манекенщицы Страны Советов. Загадка, завуалированная временем, и скупая информация создавали образ далекий и близкий. Несколько ролей, исполняемых Региной по жизни, казалось, предназначались для совершенно разных пьес.
Случайная беседа с другом семьи Збарских стала олицетворением той ниточки, которая должна была при умелом манипулировании распутать весь сложно сплетенный клубок. Впоследствии я поняла, что как раз эти-то безликие высказывания и стали основой рожденного потом образа. Его скупые ассоциации звучали с иронией, присущей мужчинам великой страны, в отношении к сильным хрупким созданиям слабого пола, выживающим рядом с ними.
«Чудо-юдо, рыба-кит с сигаретами сидит,
Ничего не понимает, ничего не говорит».
«Говорила она часто одну и ту же фразу хриплым голосом: «Давай чаю попьем. Это сближает». «Некрасивая, грубое лицо, слишком много косметики, ноги кривые, высокая». «Дома страшненькая, умытая, на подиуме абсолютно преображалась». «Не было хобби, образования, ничем не примечательна». «Поклонников я не видел». «Вечные волнения—возьмут ли за границу?» «Они были известной парой, и даже в «Огоньке» о них поместили когда-то заметку».
Стоп! Я ухватилась за спасительный кончик в цепи невнятных откровений и с энтузиазмом перелистала в Исторической библиотеке несколько наивно-пафосных десятилетий нашей страны. Отчаяние неудавшегося поиска, и вдруг, как и полагается, под самый конец, короткая статья о Доме моделей и фотография Регины и Левы Збарских. Когда люди любят друг друга, это чувствуется даже на расстоянии лет. На фотографии в скромном домашнем интерьере (по нынешним меркам) красивая пара: он с сигаретой, она сидит рядом с каким-то рисунком в руках. Но они пара! Под снимком написано: «Что в центре внимания супругов Збарских? Эскиз декораций нового фильма художника Льва Збарского или новый костюм, который предстоит показать Регине?» Да, так заблуждались на их счет, что якобы они по жизни решали проблемы вместе! Из этой короткой заметки выяснилось, что Регина, закончив экономическое отделение ВГИКа, тут же начала участвовать в кинопроизводстве, но не по специальности. Ее пригласили сниматься. Знала два иностранных языка и, будучи моделью, по лондонскому радио и телевидению выступала без переводчика. Вот так. Но мне надо было логически подвести безоблачное счастье семейной идиллии к безвременной жестокой кончине!
Я не настолько наивна, чтобы верить в постижение биографической истиныво всей полноте. Выходит, друг семьи попросту соврал? Трудно разобраться в в потемках светлых человеческих отношений. В «пьесе» с друзьями по мужу весомые сведения о сути дражайшей половины казались лишними. Оглянитесь вокруг и увидите тому подтверждение сплошь и рядом в нашей сумбурной жизни, если жена в чем-то достигла высот общественного признания. Неужели все так просто и с этой уникальной супружеской четой? Сразу для меня ответа не последовало.
Лев и Регина были разносторонними и сложными личностями на фоне единого безликого народного монолита. В том, что люди встречаются, уже заложен некий магический смысл. Он—талантливый художник, иллюстратор книг, кинорежиссер, сын легендарно известного профессора, оставившего миру забальзамированного со всеми секретами Египта В.И.Ленина. Она—безмолвная, «никакая», «со странностями», жена знаменитости. И должна быть в тени. Наши вечно ущемленные мужчины (потому что в таких условиях они растут, но условия же надо менять!) не любят, когда «тихие» качества начинают «кричать». При этом удовлетворялась ее жажда ездить далеко и надолго и там—покорять. Совпадает, не правда ли? Я о словах друга—«вечных волнениях».
Та небольшая статья в «Огоньке» была спровоцирована как отклик на недоумение пожилого военного человека, не разглядевшего серьезности в профессии манекенщицы.
Как же все изменилось с 1965 года! А тогда в парижской газете «Юманите» о наших девушках из Дома моделей писали: «Посланницы советской моды! Ничто не может быть дальше от обычного представления о манекенщицах. Это вовсе не какие-нибудь утонченные красавицы, а обыкновенные, прехорошенькие девушки, очень простые, очень естественные. И неудивительно! Советские граждане!» Но женщины более проницательны, и французская корреспондентка, отдавая должное элегантности советских манекенщиц, разоткровенничалась, что «они выглядели даже более парижанками, чем наши». Она искренне изумлялась, что к тому же для них это вторая профессия. Как ни странно, но угловатая и неуклюжая девушка, случайно встретившись с прекрасным художником из Дома моделей Верой Ипполитовной Араловой, оказалась вовлеченной в дело, не вызывавшее всеобщего восхищения и зависти.
Она вжилась в новую атмосферу моментально, и ее успех на подиуме шел параллельно существованию вообще. Из-за внешней схожести нарекли Регину «сестрой Софи Лорен». Валя Малахова—одна из тех первых ласточек, изменивших мнение о нашей стране. Окруженные главами государств, известными актерами, бомондом, космонавтами, обласканные великолепием приемов в другой реальности, за границей они хотели еще, чисто по-женски, что-то купить эдакое (дома и не «эдакого» не было), но их не отпускали поодиночке. Регина же долго выбирала себе наряды, потому что любила дорогие качественные вещи. «Обычно в поездках жили втроем в номере, а поскольку с Региной трудно ладить, то ее «разбавляли» кем-то посмиреннее, например, мной. Я не поддавалась на провокации, хотя жить с Региной и ее злейшим врагом Милой романовской—замечательной пластичной манекенщицей,--не из легких мероприятие. Но все обходилось мирно». Но как тесен мир и как нем все чудотворно переплетено! Еще тогда не зная о Миле, я беседовала с навестившим Москву, художником Юрием Купером, вообще-то живущим в Англии. Мила Романовская—круглолицая цветущая блондинка, пышущая здоровьем и жизнерадостностью, была его женой! Тоже любовь закрутила-завертела на какое-то время. Не хочет вспоминать. Сейчас он тоже, как и Лев Збарский, один, но «человек мира».
«Она никогда не курила и ничего не пила», --поведала мне Малахова, когда мы с ней лакомились пирожными в квартире на Тверской. Да? А как же другу семьи, уж не пригрезилось ли—«с сигаретами сидит»? И «спектакль ее курения», который сочно мне продекларировал Александр Шешунов? Я узнала, что Регина любила театры, премьеры, вернисажи, рестораны. Она музицировала, смакуя грузинские вина (!). Ее преследовали поклонники, поэты посвящали стихи, художники рисовали. Регина в обществе «шестидесятников» посещала знаменитый джаз-клуб на Тверской. Здесь-то она курила—это с наслаждением лицезрели академик Мигдал, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Федор Чеханков, юный Саша Шешунов. Никто не виноват в многоликости памяти из-за того, что «у смерти очертаний нет» (Б.Пастернак). Но «друг» по прошествии лет мог бы простить ей удачу и талант. Актер Федор Чеханков: «В театре все вставали, чтобы на нее посмотреть. В ней была тайна, и ее не надо было создавать».
Это та Регина, которая по словам режиссера Василия Катаняна, снимавшего в 60-е фильм для Франции «СССР с открытым сердцем», была «немногословна, серьезна, любезна, печальна, очень красива и элегантно одета». В эпизоде фильма, отснятого в Доме моделей на Кузнецком, Регина демонстрировала платье и шляпку для жены французского посла. «Трудные съемки, новая аппаратура, все болтали, переживали». «Ходила по подиуму не как сейчас, а очень неторопливо». Марина Брунова, бывшая манекенщица, вдова Бориса Брунова: «Тогда надо было не вилять—это не панель». Катанян еще вспомнил: «Одному кинематографисту осетрину из Астрахани привезли и пригласили Регину с Левой. За столом молчала, малообщительна, редко улыбалась». Осетрина! Ее реалии были так далеко от радостей не выездных людей! Через много лет он эмигрировал в Америку с черно-белыми видами Ленинграда для продажи, но не удалось. Да и подражание Пикассо, раскупавшееся лихо на родине, почему-то там не оценили. Как многи творчески одаренные личности, пробивной способностью он не обладал, и вот преподавание в средней школе «дизайна» и жизнь в одиночестве. Усталость от череды следующих за Региной браков с детьми и без них? Да и мир-то о нем, наконец, вспомнил в связи с прощальным обращением к Иосифу Бродскому…
«Упрек невысказанности» громогласно заявляет о себе в загадочном молчании ухода навсегда.
А тогда—кто лучше соседки знает? «Влюбленная в себя, эгоцентричная, после посещений больницы—раскаявшаяся». «Страшно ранимое существо». «Несколько раз вены вскрывала между больницами, дверь взламывали». «Умерла от отравления—лекарства разбросаны». «…после Левы—беспорядочные связи». «Приступы—все на помойку, а мебель была богатая». «Хозяйка плохая—курицу невыпотрошенную могла сварить».
Но что-то не стыкуется. Не правда ли? И вот—внезапный просвет! Система отыгралась на ней—как же так, муж, который уже и не муж, а уехал в Америку? И тут досталось Регине от КГБ, и отложился отпечаток в тайниках уставшей души. Регина замыкается в себе еще сильнее, ищет спасения в лукавстве любви. Брунова: «Она бредила Збарским, когда он ушел. От этого все и случилось». Наблюдательность коллеги? Нет, женская интуиция и опыт…
Слишком много дополнительного смысла вокруг «стройной посланницы Хрущева», откровенно поверившей в «оттепель». На родине наши манекенщицы были почти в тени. За ее пределами их окружал непринужденный интерес, как к пленительным существам из мира с непонятными ценностями и причудливым менталитетом.
«Зерном зерна поэтов» Марина Цветаева называла силу тоски. Свой настоящий портрет Регина вынимала из запасников редко.
«Но впрочем, даром
Тайн не выдаю своих».
Естественно случился роман Регины, уже свободной от престижного брака с Левой, с обольстительным, черноволосым, кудрявым и горячим югославским журналистом. Накал безудержных страстей внезапно сменился резким спадом интереса к ней. Конец увлечения обозначился отъездом плейбоя в родные места с эффектными фотографиями обнаженного тела. Незамедлительно и щедро поделился ими любовник в своей антисоветской книжке о прелестях нашей страны. Вот и еще зацепка, приплюсованная к покинувшему страну бывшему мужу, чтобы доконать бедняжку. Так капля к капле и привели к трагическому концу, образно обозначенному М. Цветаевой, правда, по другому поводу:
«В Бедламе нелюдей,
отказываюсь –жить,
с волками площадей,
отказываюсь –выть».
Да, Регина на подиуме, а он для нее—сцена, становилась неузнаваемой, стройности кривоватых ног можно было только позавидовать, так искусно они преображались. Она находила счастье в создании разных персонажей, но как актриса—хоронила внутри себя свои переживания. Вячеслав Зайцев: «Прекрасная манекенщица, отобразившая дух того времени». Они вместе творили образы, им подвластные, обогащая творчески друг друга. Позднее, когда ее довели до болезни, она находила на подиуме необходимое участие людей, избегая разрушающего одиночества, представляя наряды для женщин зрелого возраста. На заре же своей карьеры Регина верила: «Посмотрите на манекенщиц с 20-летним стажем, а у нас есть такие, им больше 30 лет не дашь: стройные, ловкие, подобранны, и это становится привычкой на всю жизнь и не дает стареть». Не могла она, окруженная ореолом поклонения, предвидеть, что потеря любви перечеркивает даже привычки. Задолго до этого—к юбилею Октября—выпустили цветной журнал «Мода» с великолепным портретом Регины на обложке. На страницах журнала модели на Регине забавны, нежны, дерзки—туфелька, соскользнувшая с ноги как будто случайно… (не забывайте--это было очень давно!) Такие мелочи олицетворяют выдумку—возлюбленную разума.
В 1963 году в Москву впервые приехал Пьер Карден, а с ним –Жюльет Греко, Ив Монтан. Тогда-то ее нарекли «Пьехой в моде». С возрастом шарма становилось все больше. Через четыре года на международном фестивале моды, где участвовал Пьер Карден, Луи Ферро, последний раз перед кончиной Коко Шанель, Регина вышла в роскошном платье «Русь», сделанном Тамарой Осмеркиной. Настоящий триумф! Разве не парадоксально, что Регина-примадонна путешествовала по миру с чемоданом норковых шуб, отпущенных ей по накладной Домом моделей? Так она прославила русский мех! Уже в 1968 году, располневшая от успокаивающих инъекций, с пойманным взглядом «раненого животного», запечатлелась она навечно для Ирины Крутиковой. «Она не была одинока внешне, что в душе—это другое. Кто-то из МИДа очень ухаживал за ней, и даже когда она лежала в больнице». Любовь или сострадание?
Регина чувствовала свои возможности, которые нереально было воплотить у нас. Конечно, каждый человек должен искать собственный вариант способа жизни, он у нее был, но жизнь оказалась иной. Не безоблачная личная жизнь, невостребованность в полную силу в последние годы, эмиграция мужа, предательство югослава, с тщательным изучением последних двух происшествий в определенных инстанциях, имели доминирующее значение в конце жизни одаренной женщины. Где же затерялись те миллионеры, которые предлагали ей «руку и сердце», ей, но только сверкавшей на пике популярности? Это, увы, хотя и иной, нежели у нас, но аспект отношений за бугром к «звездной женщине». Ах, если бы у нее была реальная возможность найти себя в ином амплуа, но в те далекие годы до этих ли идей было в ликующей необъятной стране? У китайцев есть мудрая поговорка:
«Живешь у горы—питайся тем,
что есть на горе.
Живешь у воды—питайся тем,
что есть в воде».
Ей надо было больше. Она опередила время, и оно ей этого не простило. Точно сказано у Б.Пастернака:
«Хандра ниоткуда,
Но та и хандра,
Когда не от худа
И не от добра».
Житейское осознание «грешности излишка» слов воспринималось как «молчанье не есть язык». А она была—«всё во мне и я во всем». Сыгранные в жизни ее роли с калейдоскопом черт производят впечатление гармонии человека, раненного тоской.
Евгения СОЛОДОВНИКОВА
(Международный журнал "VIP-Premier")
